На днях заместитель губернатора Кузбасса по промышленности, транспорту и экологии Андрей Панов побывал на угольном отвале под Апанасом, где ведутся работы по тушению подземного пожара, и выложил в Инстаграм подробное сообщение о своей поездке. Заместитель губернатора осмотрел всю территорию отвала и обнаружил, что «местами из трещин в земле из-за разницы температур идет пар». Масштабного же задымления нет, просто «ветер разносит дым с паром, и кажется, что поверхность отвала дымит сильнее, чем есть на самом деле». Так считает Андрей Панов.
Прямо на месте он провел совещание с главой Новокузнецкого района Андреем Шарниным, представителями разработчика проекта по тушению и подрядной организации, что ликвидирует возгорание. Замгубернатора пишет: мониторинг, который осуществляет администрация района, убеждает, что вблизи отвала превышения ПДК не наблюдается, и значит «опасности для населения нет, ситуация находится на контроле у местных властей и представителей общественности».
Думается, что как раз мнение общественности не совпадет с точкой зрения заместителя губернатора по промышленности, транспорту и экологии. Хотя чему тут удивляться, если само название его должности звучит весьма противоречиво.
Панов напомнил, как образовался отвал под Апанасом. До 2001 года лицензией на добычу угля рядом с поселком владел разрез «Листвянский». Затем она несколько раз переходила от одного предприятия к другому. «В итоге, ее сдали государству. Так что фактически хозяина у отвала нет. Работы по тушению финансируются за счет областного бюджета», — пишет Андрей Панов.
Замгубернатора ошибается, хозяин у отвала все-таки нашелся — это и районная, и региональная власть, которую он представляет, и которая сейчас «гасит долги» недобросовестных недропользователей деньгами налогоплательщиков. И в том, что местные эко-активисты нарекают здешние опасные объекты именами чиновников, есть своя логика. Приемы угольщиков, уклоняющихся от ответственности за изувеченную природную среду, безотказно срабатывают в случае, когда власти бездействуют, а то и попустительствуют таким манипуляциям. Схемы перепродаж лицензий (после того, как они обогатят их владельцев) «копателям помельче», сопряженные нередко с мнимыми банкротствами, хорошо известны чиновникам. При принципиальной позиции властей ухищрения подобного рода можно и нужно пресекать. Однако желающих поставить свою собственную карьеру против угольного карьера находится немного.
Справедливости ради следует признать, что восемь лет назад облсовет Кузбасса предпринял попытку внести в законодательство о недропользовании изменения, которые лишили бы угольные компании возможности уклоняться от финансирования рекультивации и решения проблемы промотходов.
С подачи региональных депутатов и парламентариев Кемеровской области в 2012-13 годах в Федеральном собрании РФ началось обсуждение двух поправок к ФЗ «О недрах». В частности, кузбассовцы ратовали за страхование (еще на стадии выдачи лицензии) ответственности недропользователей на сумму, равную стоимости рекультивации. А Министерство природных ресурсов и экологии выдвинуло идею ликвидационного фонда, который будет аккумулировать отчисления эксплуатантов с самого начала разработки месторождений для последующего восстановление земель, и таким образом недропользователи могли бы постепенно накапливать средства на экологическую программу своей компании.
Аман Тулеев поручил презентовать и пробивать кузбасскую инициативу Светлане Орловой, сенатору СФ от Кемеровской области. И, помнится, она с этой задачей неплохо справлялась, доведя законопроект до первого чтения… А потом поправки были спущены на тормоза. Возможно, какую-то роль сыграло то обстоятельство, что в марте 2013 года Орлова была назначена и.о. губернатора Владимирской области, и ей стало не с руки доводить до ума «инициативу сбоку», поскольку недра этого региона ничего более ценного, чем торф и песок, не таят.
Но, скорее всего, отмашку дали в Кузбассе. Вряд ли обошлось без «лоббистов» от угольных компаний, которым не составило труда объяснить и администрации области, и депутатам парламента, что обе идеи — и ликвидационного фонда, и страхования ответственности недропользователей на сумму, равную стоимости рекультивации, — все это от лукавого. Потому что, ежели разрезы обяжут работать, соблюдая экологические стандарты, то тогда придется вывозить куда-то для утилизации перемещенную породу (на каждый миллион тонн угля 6-7 миллионов тонн вскрыши). Потом нужно будет потратиться на два этапа рекультивации — техническую и биологическую, а также позаботиться о водном балансе на восстанавливаемых территориях…
И когда выяснится, что уголь из карьера ничуть не дешевле добытого в шахте, экспансия разрезов прекратится. И, значит, не будет роста — ни по инвестициям в отрасль, ни по угледобыче, ни по налоговым отчислениям в бюджет.
Выбор, который сделала областная администрация, вполне очевиден. А то, что угольные отвалы не рекультивируются, а некоторые еще и горят, отравляя дымом окрестности… Так это же не дым — просто пар от разности температур. А пар костей не ломит.
Александр Ходос
