В ожидании «лебединого озера»

Уже третье по счету поколение руководителей области упорно жаждет реализовать проект гидростанции на Томи, игнорируя протесты экологов и населения.   

Невелика заслуга, но, кажется, первое, пусть и краткое описание в прессе Кузбасса проекта Крапивинского гидроузла было дано в подготовленном мной материале лет этак сорок пять назад. То была вообще одна из первых моих публикаций в газете «Кузнецкий рабочий», потому и запомнилась.

Принимая меня в отдел новостей «подснежником», редактор издания Анатолий Никифорович Сосимович, иронично глянув из-под кустистых бровей, сказал, что для начала дает мне ставку сторожа —  мол, ежели буду справно караулить сенсации, а не дрыхнуть, то… Короче, все в моих руках. Не сказать, что я заделался завзятым ньюсмейкером, но скоро мне повезло. Причем для этого не пришлось «трое суток не спать». Новость, намекающая на сенсацию, забрезжила в нескольких строчках из случайно попавшейся мне на глаза статьи в каком-то отраслевом журнале. Там сухо, без подробностей, сообщалось, что алматинский институт «Казгидропроект» завершил проектирование гидростанции на Томи, в Крапивинском районе Кузбасса.

Нашел адрес института в справочниках и послал письмо с вопросами, какие только мог задать новоиспеченный журналист, знающий о гидростанциях всего лишь, что их строительство подразумевает обустройство плотин и водохранилищ. А вот места южнее будущей плотины были мне знакомы  — приходилось рыбачить на Терси, летать на кукурузнике в Исаево и плавать как на «Зарнице», так и на моторке до Ячменюхи. Поэтому не мог не задать вопросов о том, что будет со здешней тайгой и рыбой, когда Томь перегородит плотина.

Скоро пришел ответ. В нем говорилось, что гидроузел спланирован, прежде всего, как объект санитарного и природоохранного назначения с попутной выработкой электроэнергии. Приводилась масса технических характеристик (сегодня их можно найти в разных справочниках, в той же Википедии), а главная мысль, насколько я помню, заключалась в том, что плотина позволит создать протяженное водохранилище, в котором насыщенные промстоками томские воды благодаря природным физико-химическим и биологическим процессам самоочищения достигнут приемлемых кондиций по загрязнению. И, значит, река будет в большей степени пригодна для водоснабжения городов и поселков ниже по течению. Ну и, конечно, плотина сделает гидрологический режим Томи управляемым, что особенно важно в периоды маловодья и наводнений.

Насчет экологических издержек проекта было сказано, что да, как это ни печально, лес в ложе рукотворного моря подлежит вырубке… Объем воды в водохранилище будет существенно колебаться, однако, учитывая горный рельеф местности, берега не заболотятся… Рыбоходы в теле плотины не предусмотрены — они, как показывает опыт, малоэффективны, да и не нужны, ведь в этом районе Томи миграция ценных видов рыб отсутствует…

Вот, примерно, такое «интервью по переписке» было тогда опубликовано в «Кузнецком рабочем». Через год-другой началось строительство плотины, а потом и Зеленогорского — поселка гидростроителей.

Одновременно зарождалось недоверие к проекту. Сначала в курилках в виде конспирологических догадок, что такой огромный объем воды понадобился неспроста — «видать, какой-нибудь урановый заводик будут ставить». Потом появилась куда более аргументированная и здравая критика — было очевидно, что надо строить эффективные очистные сооружения на предприятиях и в городах, которые используют Томь и её притоки в качестве сливных бачков. А копить в Крапивинском водохранилище кубокилометры грязной воды в надежде, что солнечная радиация, аэрация, сорбация, адсорбция и прочие «цокающие» природные процессы в итоге сбацают нам что-то похожее на «лебединое озеро» не имеет смысла. Больше того, возобладало мнение, что осадочный ил, цветение и прочие застойные явления в воде могут превратить в экологическую проблему само рукотворное море.

Как известно, скепсис по отношению к проекту перерос в протесты, когда словосочетание «застойные явления» стало обиходным уже для обозначения ситуации в экономике и политике страны. Стачкомы потребовали остановить стройку, что и предопределило решение Совмина о её консервации. Но стоит отметить, что в начале 90-х были проведены общественная и государственная экологические  экспертизы, подтвердившие обоснованность этого решения.

Первые попытки реанимировать проект гидроузла были предприняты в самом начале нулевых администрацией Амана Тулеева. Забытый ныне III природоохранный (?) съезд запросил у правительства средства для завершения строительства. Позднее обладминистрация на протяжении многих лет добивалась включения объекта в различные отраслевые программы и генпланы. И не без успеха — другое дело, что далеко не все программы и планы, утвержденные федеральным правительством, выполняются.

И вот теперь можно наблюдать кипучую деятельность новой, третьей по счету генерации региональных управленцев, жаждущих претворить проект в жизнь, не считаясь с мнением большинства кузбассовцев.

Что примечательно, присутствовавшая на упомянутом выше природоохранном съезде делегация Томской области выступила категорически против идеи возобновления крапивинского проекта, потому как ученые Томска полагают, что его реализация способна только ухудшить качество воды в реке. Десятки миллиардов рублей, которых потребует достройка гидроузла, могли бы, по их мнению, и, как уже было сказано выше, действительно изменить ситуацию — только вкладывать их надо не в «разбавитель», а в строительство современных очистных сооружений и в создание замкнутых циклов водопотребления на предприятиях Кузбасса.

Александр Ходос

(Окончание в завтрашнем выпуске)