Большой уголь, большие деньги, большие жертвы

За неделю до катастрофы на «Листвяжной» ТАСС сообщило, что за последние 10 лет аварийность в угольной отрасли России упала в 4 раза.

При этом агентство сослалось на данные из пресс-релиза с правительственного совещания по вопросам охраны труда шахтеров, которое провел вице-премьер Александр Новак. Объясняя, в чем секрет такого впечатляющего результата, ТАСС процитировало несколько загадочные для неискушенного уха слова Новака о «реализации мероприятий по регуляторной гильотине», что, по его мнению, благотворно повлияло «на правовой ландшафт в сфере промышленной безопасности».

Справившись в словарях насчет «регуляторной гильотины», можно узнать, что под этим юридическим термином подразумевается отсечение (отмена и пересмотр) от правоприменительной практики нормативов, которые представляются излишними. То есть слова Александра Новака следует понимать так, что как только угольный бизнес перестали кошмарить почем зря устаревшими регламентами, отрасль благодарно откликнулась невиданными прежде успехами по части охраны труда.

Думается, сейчас, по прошествии трех недель со дня того совещания, вице-премьер уже не так сильно верует в животворящую силу частной инициативы в сфере промбезопасности. Началась пора совещаний совершенно иной тональности. 2 декабря, как известно, прошла видеоконференция под председательством Владимира Путина. На ней пытались найти ответ на вопрос, как могла случиться катастрофа на «Листвяжной» — на такой продвинутой шахте, входящей в состав такой высокотехнологичной компании, как СДС. И выяснилось, что предприятие «уложили под гильотину» (если воспользоваться термином вице-премьера) новейшие, по оценкам руководителей компании, но почему-то неисправные, по отзывам рядовых шахтеров, системы контроля промбезопасности. Объективные же показатели аппаратуры с «незаклеенными датчиками» если не фальсифицировались, то во всяком случае скрывались, о чем доложил на видеоконференции генпрокурор РФ Игорь Краснов.

Выражаясь точнее, они замалчивались. Потому как, судя по свидетельствам горнорабочих шахты, эти ухищрения с датчиками не были секретом ни для кого. Все про всё знали, и тем не менее горняки, сознавая степень риска, все равно спускались в шахту. Почему?

Ответ на этот вопрос был, казалось, очевиден еще десять с лишним лет назад. Мне случилось побывать на одной из таких же видеоконференций, что проводились после катастрофы на «Распадской». Тогда, к августу 2010 года, ответ был уже найден, он лежал на поверхности, в отличие от останков некоторых погибших, так и не поднятых из затопленного забоя. Всё, оказывается, упиралось в пропорцию 30 на 70. Она отражала сложившееся к 2010 году процентное соотношение тарифа и выработки в оплате шахтерского труда.

Председательствовал на той видеоконференции Игорь Сечин, но вел её с экрана, установленного в зале новокузнецкой мэрии, Владимир Путин – тогда председатель правительства. У него к тому времени (а премьер практиковал не только виртуальные разбирательства — ездил после аварии в Междуреченск) сложилось ясное представление о том, что всему виной эта самая пропорция, заставляющая шахтеров спускаться под землю, пренебрегая опасностью ради заработка.

Требование Владимира Путина «перевернуть пропорцию» — сделать её «70 на 30», превратив тариф в основой заработок шахтера – были вынуждены принять не только Роман Абрамович и Геннадий Козовой, внимавшие тогда премьеру, сидя у экрана в Новокузнецке, но и весь «угольный олигархат». И эта мера явно сыграла свою роль в снижении аварийности и травматизма в углепроме.

…Нынче, десять лет спустя, министр труда Антон Котяков докладывает на видеоконференции, что с выполнением отраслевого соглашения на «Листвяжной» все в порядке. И получает публичный выговор от президента: если соотношение «70 на 30» соблюдается, то почему в министерстве не ищут и не пытаются анализировать другие возможные причины аварии?

Вообще-то Котяков сказал еще о необходимости внести некую поправку в Трудовой кодекс. Но как-то вскользь. Не знаю, что он имел ввиду, но, по-моему, речь должна идти о восстановлении права горняков выражать свой протест работодателю в форме забастовки. Официально они этим правом не обделены, но прописанная в ТК процедура объявления забастовки на производствах такого профиля уже сама по себе делает её невозможной. Не случайно в углепроме Кузбасса последняя попытка выразить протест персонала в адрес дирекции в такой форме была предпринята в далеком 2007 году. И закончилась она в один день – естественно, по решению суда и мгновенным увольнением профлидера «Тагарышской» и «Есаульской» Геннадия Грушко…

И вот нынче президент вопрошает с экрана: «Зачем?». Он пытается понять, почему работодатели готовы рисковать жизнями горняков, а те соглашаются спускаться в шахту даже с неисправным самоспасателем, но с фатальной уверенностью, что начальству виднее, а протестовать бесполезно.

Странный вопрос задает президент. Как зачем? Неужели Владимир Владимирович думает, что авария совпала по времени с беспрецедентно высокими ценами на уголь совершенно случайно?

Александр Ходос